Дом там, где сердце

https://telegra.ph/Dom-tam-gde-serdce-09-16 #Крипи Дом там, где сердце Моя мать меня не любила. Я ее в этом не виню – трудно винить табурет за то, что у него нет спинки, правда? Если бы у него была спинка, это был бы стул, если бы моя мать меня любила, это была бы не моя мать. По крайней мере, она не сделала аборт и не отказалась от меня в роддоме, я был сыт, одет, а что до любви – ну, сердцу не прикажешь. Может, была в этом и моя вина: будь я ласковее к ней, может, и оттаяла бы, но и я с детства отличался некоторой прохладой в эмоциях.Мать была художницей. Рисовала какие-то странные абстрактные переплетения многоугольников, от вида которых у меня кружилась голова, и, видимо, была талантлива, так как у нее было несколько постоянных покупателей, без денег мы не сидели. Отец, кажется, тоже был из творческой тусовки, но мать об этом говорить не любила, а я и не настаивал. Мы жили в двухкомнатной квартире. В большой комнате мать рисовала и там же спала, вторая формально была моей. Формально – потому что там я только спал. День мой проходил так: я просыпался, мать кормила меня завтраком, давала денег и отправляла в школу. После школы я обедал в столовой, потом шел в библиотеку и в читальном зале делал уроки, гулял по улицам моего городка, ужинал в столовой, опять гулял, поздно вечером приходил домой и ложился спать. Зимой больше времени проводил в библиотеках (позже еще и записался в столярный кружок), весной, осенью и летом – на улице. Находиться дома в дневное время для меня очень сильно не одобрялось матерью, она всеми силами гнала меня на улицу, и комната моя была лишь местом, где я спал и где стоял шкаф с моей одеждой, никаких личных вещей сверх нужного для учебы мне иметь не дозволялось. Как-то зимой я сошелся с компанией ровесников. Особой дружбы ни с кем не возникло, но играть вместе было весело. Однажды мы вместе выкопали пещеру в большом сугробе. Пещера постепенно расширилась до огромного грота, занимающего почти все пространство в сугробе, с укрепленным досками потолком и окном, закрытым куском оргстекла, а один из моих товарищей притащил откуда-то маленькую, похожую на самовар, печку-буржуйку. Мы растопили ее щепками, она загудела, раскалилась, в нашем снежном домике стало тепло и даже жарко, и в тот момент я почувствовал нечто странное, чего не чувствовал прежде. Домашний уют? Нет, не совсем то, лишь легкую тень этого чувства, совсем незнакомого мне. И вдруг я понял, что должен делать. Я должен сам сделать себе дом. Я начал экономить на обедах, поэтому к весне слегка похудел, зато мой карман слегка отяжелел. Едва сошел снег, как я пошел в хозяйственный магазин, купил топор, веревку, несколько метров полиэтиленовой пленки и еще кое-чего по мелочи и отправился в лес. Чего-чего, а леса вокруг нашего городка хватало. Во время летних каникул я часто его посещал, и один, и с периодически появлявшимися у меня товарищами, тропинки более-менее знал, так что, прикинув в голове не слишком удаленное от города, зато удаленное от тропинок место, где можно не опасаться случайных людей, отправился туда, нашел подходящее место, вбил пару жердей и на веревке между ними натянул пленку. Влез в получившуюся палатку, лег на подстеленную свежесорванную траву... Нет. Не то. Нужно что-то большее, чтобы всколыхнуть то чувство, что я испытал в снежном домике. Палатка – это лежачее место, не встать в полный рост, это не дом. Мне нужно строение, где я смогу встать в полный рост и раскинуть руки. Все лето я строил дом. Сначала сделал каркас из осин и берез толщиной в мою детскую руку, довольно прочно получилось, кстати, несмотря на то, что это был мой первый строительный опыт. Каркас обтянул полиэтиленовой пленкой, так что получилось что-то вроде теплицы два на три метра. Мне не понравилось. Во-первых, душно, во-вторых, солнце нагревает, в-третьих, сидишь как в прозрачном аквариуме, неуютно. Я принял решение строить капитальнее. Где-то в двух километрах от места строительства была свалка, куда кроме прочего выкидывали отходы с лесопилки, и в том числе – некондиционный горбыль. Большая его часть была прелой или вовсе гнилой, но если покопаться, можно было отыскать вполне приемлемые доски. Для перевозки приспособил найденную на той же свалке детскую коляску – один конец связки из досок на нее, второй – на лямку, перекинутую через плечо, и вперед, сначала по оврагу, потом по лесу с буреломом, причем каждый раз другим путем, чтоб, не дай бог, демаскирующую тропинку не натоптать, через ручей, в гору, передохнуть, доски прибить – и за новой партией. В день удавалось сделать по три рейса – эх, энергия юности. Пока шло строительство, я сделал важное открытие. Оказывается, если покупать не готовый обед в столовой и пару котлет в тесте для перекуса, а, скажем, пакет макарон и банку кильки в томатном соусе (или тушенки, или скумбрии в масле, или еще чего), сварить макароны на костерке в большой банке из-под кофе, перемешать и питаться этим, получается не только дешевле и вкуснее (нет, правда, вкуснее же!), но и... Как-то по-домашнему уютнее, что ли? Снова то же призрачное чувство, которое я уловил в снежном домике, и которое заставляло меня строить этот дом. А еще чай! Щепотка самого дешевого гранулированного чая, сваренная в консервной банке, с пятью кубиками сахара, с запахом дыма, под щебет птиц! Совсем не то, что в столовой! Да и намного дешевле, так что у меня начало оставаться заметно больше денег с выдаваемых на питание. Где-то в начале августа домик еще не был готов полностью – впрочем, забегая вперед, скажу, что строить я его не переставал до последнего дня, постоянно что-то ремонтировал, модернизировал, расширял – но был достаточно готов, чтобы в нем заночевать. Уже были стены из кривого, некачественного горбыля, оббитые снаружи кусками рубероида и мешковины, изнутри – толстым картоном из упаковочных коробок, была крыша, крытая самым настоящим, хоть и старым, шифером, было застекленное окошко со всего одной трещиной (повезло, нашел внутреннюю раму с неразбитым стеклом, должно быть, кто-то дачный домик ремонтировал), была запирающаяся дверь на новых, купленных петлях, толстенная и тяжелая – не рассчитал, когда сколачивал из досок крест-накрест. В домике еще не было пола, его я настелил позже, зато мебель уже была: некая скамья-тахта из пары чурбаков и досок и стол из двух сколоченных вместе пустых деревянных ящиков. — Мам, а можно я сегодня у... У Сережки заночую? Мы с ним в приставку поиграем, и... – Спросил я у матери. — Да-да, конечно! – С нескрываемой радостью разрешила она. — А можно я еще завтра у него побуду? А послезавтра приду. — Конечно, можно! В тот день я потратил почти все накопленные деньги. В спорттоварах купил спальный мешок (удивился, каким он оказался дешевым), в хозтоварах набор посуды – пару граненых стаканов, маленький алюминиевый чайник, кастрюльку, тарелку, ложки и вилки, купил несколько свеч и батарейки к фонарику (тогда светодиодные только начали появляться, фонарик с лампой накаливания жрал их очень быстро), купил продуктов на пару дней и, самое главное – у своего ровесника из той компании, с которой общался зимой, купил ту самую крохотную печку-буржуйку. Сам поражаюсь, как много я успел в тот день: пробежал по магазинам, зашел за печкой, потом перетащил все новое барахло, потом долго устанавливал печку – ее родная труба оказалась прогоревшей и короткой, так что я приспособил вместо нее какую-то другую трубу сантиметров десяти в диаметре, найденную на обочине (кажется, это был когда-то столб для дорожного знака), потом еще успел напилить дров и приготовить ужин. Закончил все дела я уже около полуночи. Закончил и почувствовал наконец, насколько же я устал. Лег на тахту, завернулся в расстегнутый спальный мешок, повернулся на бок, осматривая свой домик. Мой. Только мой. Все здесь мое, все здесь я сделал так, как хотел. Я испытал вдруг мягкий, теплый толчок внутри – словно в моей груди забилось второе сердце, перекачивающее не кровь, а чистое счастье. То чувство домашнего уюта, что прежде являлось мне лишь призраком, намеком, неожиданно пришло во всей своей реальности. Господи, до чего же хорошо... Я вытянул усталые, гудящие ноги и, кажется, стал задремывать. И почувствовал взгляд на себе. Не враждебный. Скорее скучающий, почти безразличный, лишь самую чуточку любопытный. Таким взглядом я бы смотрел на муравья, ползущего по травинке. А потом этот кто-то негромко сказал: — Я хочу задать вопрос. Мне сложно объяснить, но я сразу почувствовал, насколько этот наблюдатель огромен. Может быть, выше самой высокой сосны в этом лесу. А может, не выше, может, он был огромен... Как-то в глубину? Как маленькая, но массивная черная дыра, в которой такая гравитация, что время и пространство спутаны в непостижимые узелки? Испугался ли я? Ну, чтобы описать, что я испытал тогда, приведу в пример случай из раннего детства. Было мне, кажется, лет восемь или девять, зимой, темным вечером, я шел по улице и вдруг за углом дома услышал шум жестокой драки. Я остановился, хотел пойти назад, но тут из-за угла вышел мужчина. Роста в нем было метра два, могучие плечи, руки толщиной с мою шею, наверное, плюс толстая, лохматая шуба и такая же лохматая шапка-ушанка, из-за которых он казался еще больше. Лицо чуть не до глаз заросло черной бородой, в глазах же – недавний адреналин, костяшки пальцев сбиты. Он посмотрел на меня безразлично и прошел мимо. Даже тогда, в том возрасте, умом я понимал, что бояться особо нечего – у этого мужика свои, непонятные мне дела, и я, восьмилетний пацан, ему не враг, но одно дело здравые рассуждения в безопасном месте, другое дело – когда рядом с тобой кто-то, способный сломать тебе шею двумя пальцами. Что-то похожее я испытал и сейчас. Я закаменел в своем спальном мешке и почувствовал, как покрываюсь липким, холодным потом. — Я хочу задать вопрос. Поговори со мной. — Т-т-ты кто? – Еле выдавил я. — Я. Просто «Я» и все. — Ты человек? — Нет. – Безразличный, скучающий голос. Я упоминал уже, что много времени проводил в библиотеках? Среди этих библиотек была одна, которую облюбовали местные сектанты (не то свидетели Иеговы, не то какие-то евангелисты) и постоянно подкладывали на книжные полки свою литературу, ну и кое-что из нее мне подвернулось как раз недавно. — Т-т-ты демон? — Я слышал ваши истории про демонов. – Легкая тень интереса в безразличном голосе. – Нет, я не демон. Я понял вдруг, что сам задал уже несколько вопросов вместо того, чтобы отвечать, и перепугался, что обладатель голоса разозлится. — Что ты хочешь спросить? — Зачем ты построил здесь этот дом? — А... Это твой лес, да? Извини, я не знал! – В тот момент я вообразил, что разговариваю с неким сказочным лесным духом, может, лешим или вроде того. — Нет... – Ответил он чуть растерянно, словно ему никогда прежде не приходила в голову мысль, его этот лес или не его. – Так зачем ты построил дом? Люди живут в квартирах, в городах, строят дома в деревнях, там, где другие люди. Почему ты построил этот дом здесь? — Потому что... Ну... – И я выложил ему все. О том, что в квартире у меня есть комната, но там я могу только спать, что вот построили однажды зимой снежный домик и мне там понравилось, и вот решил я сделать себе свой собственный, чтобы, ну, чтоб все свое, все, как я хочу, чтоб уютно, чтоб было где сесть, было где лечь, чтоб свой дом! Я боялся, что этот неведомый лесной дух велит мне убираться прочь из его леса, и я лишусь моего только что обретенного дома, поэтому, возможно, чуточку перебрал с эмоциями, пытаясь его разжалобить. Я убежал бы от этого существа, сверкая пятками, и бросил бы любую ценность, но моя жалкая хижина была для меня дороже всего, что у меня было прежде. Когда я закончил говорить, он ушел, никак не прокомментировав мой рассказ. В какой-то момент я просто ощутил, что разговариваю с пустотой. Сон, конечно, пропал без следа, так что я встал, зажег свечу, разжег печку и до утра гонял чаи. Утром хотел было пойти домой, но представил, как скривится мать, которой я сказал, что ухожу на два дня, и поскольку ничего страшного уже не происходило, я все-таки остался. Проспал полдня, потом пообедал, пару раз сходил до свалки за досками, поужинал, поспал, позавтракал, начал настилать пол в домике, пообедал, сходил за досками, продолжил настилать пол и немного поработал над крышей – так два дня и пролетело.